(Каталог работ Николай Касаткин "Следы" 2007г.)

Сергей ПОПОВ

Современное искусство изначально противопоставляло себя описательной, «понятной», как нередко говорится, образности, под которой подразумевается изображение, максимально стремящееся к сходству с тем, что видит глаз. В современном искусстве приоритетными становятся зрительные искажения, диссонансы, своеобразные информационные выверты – те, что столь и раздражали на протяжении прошедшего столетия зрителя, сегодня, впрочем, не то смирившегося, не то просто привыкшего к ним. Они могут присутствовать в различных пластах произведения – в его сюжете, в стилистике, в материале, обеспечивая его резкое отличие от привычной окружающей картины мира и тем самым – его декларируемую современность. Базовая  установка авангарда – уход от образной «понятности» в сочетании с реалистической манерой передачи – и сегодня априорна для высоких сфер «contemporary art».

Искусство Николая Касаткина 2000-х годов на этом фоне выглядит уникальным.  Эти станковые пейзажи неба и земли, лаконичные по композиции и цветовой гамме, выполненные на основе натурных этюдов и фотографий. Их живописная поверхность нейтральна. Очевидный, прямолинейный «месседж» в них не заложен. Автор не заигрывает со зрителем ни содержанием, ни приемом. Ничто, кажется, не напоминает о пройденном этим художником в предыдущие годы периоде постмодернистской переклички с историей искусств, об использованном огромном арсенале средств, техник и разнообразии визуальных аттракционов. Словом, ничто, следуя внешним критериям, не позволяет причислить картины Касаткина к ряду современного искусства в расхожем о нем представлении. Парадокс именно в том, что они являются одним из блистательных его сегодняшних образцов. Парадокс, который свидетельствует сколь об относительности определений «современного», столь и об убеждающей силе индивидуального мастерства, опыта, неподчинения общим местам. Парадокс, тем более ощутимый, что образы искусства Касаткина в таких общих местах и имеют свою первопричину, свою почву. Да, они вырастают из банальности («Банальным», к слову, называется один из его концептуальных пейзажей), из видимого повсеместно, из серой и сырой, непроработанной очевидности. Это важно не более чем как исходные данные, как матрица, как то знакомое, что считывает глаз с первого взгляда. Куда важнее, во что вырастает это искусство.

Оно обладает поразительной ясностью языка. В его кажущейся простоте нашли благодатное разрешение многие противонаправленные вектора, у большинства современников способные существовать лишь порознь, не находя примирения. Почти все работы Николая Касаткина, так же, как и круга его единомышленников внутри «новой московской школы» – Эрика Булатова, Олега Васильева, Сергея Шаблавина, Франциско Инфантэ, – построены по принципу диалога, взаимодействия контрастных форм или полей. Так, в серии «Мамины коврики» десятилетней давности полыхающие цветом абстрактные лоскуты ковриков помещены в нейтральный пейзажный фон, в продолжающемся же цикле «Следы» точкой отсчета пространства оказываются предметы, «негативные», насильственные по отношению к естественному природному «обрамлению». Умудренный взгляд художника снимает этот конфликт, не отстраняясь от него, но принимая и оправдывая недвойственность мироздания. Можно назвать подобную модель «актуальным пейзажем».

Искусству Касаткина свойственна глубинная гармония: она затрагивает не только образную конструкцию или цветовой строй, но позволяет обнаружить, что видимые оболочки наступившего века скроены по лекалам века золотого, к какому бы столетью и стилю в действительности он ни отсылал. Это передано в частности и в разбросанных по некоторым полотнам подразумеваемых цитатах – ненавязчивым реминисценциям античности и романтизма, Ренессанса и классицизма. Вопрос, волновавший художников сотни лет назад – о пропорции человеческого, рукотворного и божественного, одухотворенного начал в природе – получает неожиданное разрешение в картинах последних лет. Каждый малый участок земных и небесных просторов наполнен мерцанием этих смыслов, и если сторонний наблюдатель, как правило, способен лишь изредка угадывать их присутствие и считывать значение, то художник дара Николая Касаткина в своих картинах концентрирует их как алхимик эссенцию, добиваясь в результате эффекта вспышки, мгновенного озарения зрителя. Ярче всего, хотя и несколько иллюстративно, это проявлено в холсте с изображением солнечного затмения.

Очевидное достоинство живописи Николая Касаткина – то, что это открытая визуальная система, погруженная в скрытый контекст. Она не понуждает зрителя к какой-либо одной, исключительной интерпретации, но имеет множество «входов» и «выходов», уровней восприятия, возможностей считывания смыслов. Пространство картин как бы приглашает, заманивает смотрящего, воздействует вовлекая. Их звучание совпадает с тембром классической, от истоков до «бронзового» века, русской поэзии, непредставимой без пейзажного раздолья. Они полны метафор, и центральная из них, так же, как и у крупнейших художников «другого искусства» – свобода, понятая здесь не в социальном, но в бытийственном, даже метафизическом аспекте.

Живопись в случае Касаткина – ни в коем случае не востребованная, механически воспроизводимая медиа, но и не только система формальных, материальных и структурных отношений. На фоне всеобщей стагнации формата «Холст, масло» живописание мастера становится оправданной необходимостью. Оправданной – еще и потому, что оправдывает миссию этого вида искусства в наступившем веке, продолжает его эволюцию с учетом качества «прежних времен». Унаследованный опыт московской живописной школы, прежде всего Роберта Фалька, ее столпа, связывающего своим творчеством две половины столетия, узнаваемый почерк в 60-е – 70-е, последующая практика концептуализации стиля – это не просто путь живописца par excellence, но и возведение ценностного пьедестала (одна из ключевых серий Касаткина как раз носила название «Вечные ценности») всему тому «понятному», вне-авангардному типу искусства, о котором шла речь в начале текста. Усвоенные авангардные стратегии помогли художнику выглянуть за их же собственные пределы, чтобы убедиться, сколь прекрасен может быть этот «старый зеленый мир мяса и кости» (К. Малевич), от которого столь яростно открещивалось все искусство ХХ века.

Метафора, красной нитью проходящая через творчество Касаткина последних лет – «следы». Она визуализирована в следах человеческого присутствия в природном окружении, и годы ее появления – те, когда принято было констатировать, что на земле практически не осталось мест, где не «наследил» бы человек. Следы – шире – тот «раздражитель», что останавливает наш взгляд в мире – так закатный эффект или тающие цепочки облаков в небе цепляют глаз художника, подвигая его к размышлению на полотне. Николай Касаткин делает следы универсальной метафорой самой живописи – а что еще есть картины, как не навеки остающиеся следы их создателя?