Художники продолжают бороться за права картины

Николай Касаткин в выставочном центре "Российского фонда культуры"

(газета «Культура» №13 / 1998

Георгий ЛИТИЧЕВСКИЙ

Мечты авангардистов начала века о внедрении искусства в жизнь, об организации жизни по законам искусства, по мнению многих мыслителей и художников, уже давно стали состоявшимся фактом. Правда, это полное совмещение искусства и жизни было произведено не волевым усилием романтиков и эстетов. Что тому виной — чей-то недобрый макиавеллистический умысел или неумолимое развитие техники, которое при помощи фото и телевидения наполнило все вокруг репродуцированными изображениями, — неизвестно. Во всяком случае, разговоры об утрате границ между картиной и повседневностью ведутся уже давно. Делаются невеселые выводы о «страдающей картине», о симулятивности, искусственности окружающей реальности. Подобная безысходность заставляет одних бежать в область беспредметного, до неузнаваемости непонятного, других — вообще отказываться делать картины или скульптуры и превращать каждый свой шаг в перформанс.

Но все это лишь еще плотнее замыкает порочный круг всеобщей неподлинности. Вернуть ощущение реальности можно, только восстановив права картины, отнятой у нее вездесущей репродукцией. Такова точка зрения Эрика Булатова. По его мнению, для того чтобы вернуть картине ее высокий статус, а окружающей реальности утраченную плоть и кровь, необходимо уметь за внешним красочным слоем видеть какое-то третье, духовное пространство. Некоторые сочтут такую установку мистической, однако Булатов уверен, что знание законов внутренней структуры картины может позволить художнику и зрителю соприкоснуться с высшей, метафизической реальностью. При этом действительность нужно изображать такой, как мы привыкли. Абстракция и нарушение формы лишь уводят от структурности. Напротив, узнаваемая фотографичность, репродуционность и даже плакатность изображения могут чудесным образом перестать быть заслоном перед источником света подлинного бытия.

В наше время исповедовать подобные взгляды на искусство достаточно рискованно. Можно быть непонятым и осмеянным, так что это требует особой твердости и целеустремленности. Активное обращение к плакату, рекламе сослужило Булатову и его другу Олегу Васильеву двойственную службу. С одной стороны, они были поняты однобоко, как представители соцарта, с другой — это обеспечило им успех на Западе. Произведения их соратника Николая Касаткина менее социальны, но в них столь же интенсивно ведется поиск третьей реальности. Работы Касаткина можно сейчас видеть на выставке «Картина в картине» в Центре русской культуры. Они также внешне фотореалистичны, но еще заметно, как при помощи особо структурированной композиции, светящегося колорита художник старается превратить картину из изображения окружающей действительности в своего рода носителя информации о пространстве за картиной. И тут все средства хороши. Чисто живописных приемов иной раз становится недостаточно, и тогда художник превращает живопись в подобие объекта. Например, изображение дачных железных ворот, написанное в натуральную величину на отдельных холстах — левая створка на левом, правая на правом холсте, — поставлено на пол. Зритель в зале оказывается частью живописно организованной ситуации. Художник хочет спровоцировать любопытство, что же за воротами, при помощи обманки пытаясь выйти за границы обманчивой реальности.

Многие работы Касаткина могут показаться традиционными пейзажами, натюрмортами, портретами в интерьере. Они могут быть и фотореалистичны, и напоминать репродукции картин XVIII века. Им присуща особая эмоциональность, они непосредственно связаны с окружающими художника близкими людьми и предметами. Но все же в большей степени они указывают не на изображенные предметы, а друг на друга, «укладываются» друг в друга — действительно, картина в картине. Это может быть воспринято как замкнутый круг, а может и как картинный коридор, уводящий в иные, некартинные сферы.

Все зависит от того, готов ли зритель подойти к этой проблеме всерьез.