Заметки о выставке живописца и графика Николая Касаткина в Чите

(газета «Комсомолец Забайкалья» №79 / 1966)

В. ПИНИГИН

С откровенно синего фона взирает на нас измученный мужской лик в ярко-красном свитере, представляющий смесь типичных персонажей хохломской миниатюры с иконописными творениями «новоделов» — так называли богомазов XIX века. Иконный лик держит в правой руке маленького красного конька. Под произведением лаконичная подпись — автопортрет. Рядом — тщательно вылощенный лик девицы в профиль с неестественным румянцем допотопных пасхальных открыток того же XIX века. Дальше «Белый шар на красном», «Красный шар на белом», два шара в этакой скрупулезной цветовой растушевке, выполненные, казалось, усердной рукой начинающего рисовальщика. Но околошаровое радужное излучение целого спектра реабилитирует автора. Начинающему до этого не додуматься.

Далее несколько картинок «мертвой натуры», «Натюрморт с искусственными цветами», «Пластмассовый натюрморт», растворившийся в сером багульник; багульник, растворившийся в фиолетовом и смахивающий скорее всего на перья экстравагантного павлина, чем на даурский рододендрон. Еще несколько завуалированных мистических цветочков... Вот сквозь марлю загадочно улыбается  медсестра. Рядом желтая «Обнаженная», витающая в пространстве неприятного цвета. Несколько цветных линогравюр, имитирующих живопись, офорты, рисунки, пастель.

Перед нами не набор картинок из старомодных журналов, а выставка молодого московского художника Николая Касаткина. Она экспонирована в выставочном павильоне городского сада. Кстати, настоящая экспозиция внешне намного привлекательней предыдущих выставок. Устроителям, очевидно, пришлось немало потрудиться, чтобы «залатать» весь неприглядный внутренний вид давно не крашенных стен. А хозяевам помещения давно пора позаботиться, об эстетической стороне сдаваемого в аренду павильона.

Выставка сама по себе невелика, но достаточно полно отражает интересы молодого художника. На суд зрителей автор представил живопись и различные формы графики. Здесь и цветная, даже многоцветная линогравюра по дереву, офорт, акватинта, мягкий лак, литография, рисунки пером. Выставка — результат почти десятилетнего творческого труда, совмещаемого в последние годы с педагогической   деятельностью. Но дело вовсе не в годах, не в разнообразии форм и техники, а в отношении художника к изображаемому. Николай Касаткин в своих работах переходит из одной крайности в другую. То он предстает перед зрителем закоренелым салонным академистом, то уходит в мистическую заумь шариков. То вдруг становится простовато-наивен в натюрмортах с мишкой, «Телефончиках».

Пытаясь воскресить очень сложную и красивую трактовку полотна таких интересных художников, как А. Лентулов, М. Ларионов. А. Тышлер, Р. Фальк, он вдруг кидается в противоположною сторону, конкретно раскрашивая несколько картинок сюрреалистического толка. То вдруг формально становится на позиции «фовистов» облачаясь, однако, в чуждую их вкусу бледно-розовую тогу. А подпись под линейно-композиционным решением розово-желтых извилин, обозначающая, что изображен мраморный карьер в Слюдянке, нелепа.

Досадны некоторые просчеты и в интересно задуманной серий байкальских пейзажей, где автор в удачно найденную композицию вписывает совершенно чуждую духу пейзажа фовистско-кубистическую сосну с претензией на философское толкование дерева. Получается не что иное, как ложка дегтя в бочке меда. Образ Байкала неестественно раздваивается, звучат фальшивые, скрипучие ноты. На душе становится тягостно, неприятно. Будто подсунули тебе что-то ненастоящее. И хочется выйти из павильона на свежий воздух, в мир настоящих красок, в живой мир.

Николай Касаткин — безусловно, художник мыслящий и одаренный. Ясно и то, что представленная живопись — пока поиск, эксперимент. Но невольно наталкиваешься на мысль: а не слишком ли затяжной поиск, не слишком ли застоявшийся эксперимент. Пока еще Касаткин напоминает ученика, усердно разучивающего гаммы, механически повторяющего приемы импровизаций давно ушедших из жизни великих артистов. Удивительно долго художник не делает попыток выйти за рамки «до, ре, ми, фа, соль» и сказать свое слово в искусстве. А преждевременное стремление  шагать в ногу с большим искусством сковывает Касаткина, тянет его назад. На работах появляется налет дилетантизма, Никак непозволительно художнику, не лишенному таланта, грешить против вкуса. А безвкусица порой так и лезет из «картинок» Николая Касаткина. Грешит против вкуса подавляющее большинство цветных линогравюр и офортов, дилетантски безвкусно выполнен «Портрет медсестры Аллочки», самодеятельны все завуалированные цветочки. Хотя рядом висят интересные, профессионально красивые работы: «Мишка», «Автопортрет в «робе», «Натюрморт с кувшином». Необычна «Раковина на белом».

Но хотя полотна Николая Касаткина переливаются радугой красок, многословны в цветовом отношении, общее впечатление от выставленного не радужное. В большинстве работы холодно-искусственны, как «Натюрморт» с искусственными цветами. Они действительно без «живинки», бумажные. Мир Касаткина заведомо лишен запахов, света, тепла, движения, все застыло, перепеленалось в радужную оболочку, преждевременно легло в саркофаг и замерло. Авось через 3000 лет раскопают.

Хочется смотреть произведения любых форм и течений в искусстве, будь то Р. Фальк или Пикассо, «дикие» или абстракционисты, но такие, где. рвется, из холста сила, жизнь во всем ее многообразии. Хочется просто давить из тюбиков краску, наслаждаться ее природным соком, а не придумывать.

Судя по живому Николаю Касаткину, а не по. застывшему в иконном авторском изображении с красным коньком в руке. художник остается самокритичным, и экспозиция поможет ему посмотреть на свое творчество со стороны, еще раз переоценить все сделанное. Впереди еще много лет, а с ними ненаписанного, несказанного, своего. Необходимо оторваться от механической скрупулезности, выйти в мир трепета, в мир настоящего преобразования. Хватит играть гаммы.