(каталог Николая Касаткина «В пути» май 2002)

Никита МАХОВ

Анри Бергсон утверждал, что главным параметром бытия является пространство, пространственная категория. Немецкий философ-экзистенциалист Мартин Хайдеггер, полемизируя с французским мыслителем, выводит обратное - основной онтологической категорией все того же бытия является отнюдь не пространство, а время.

В искусстве живописца Николая Касаткина два противоположных мнения оказываются примеренными. Ибо пространство, сам метрический аспект мира, понимается им как время или долготный аспект этого же самого мира.

Наглядно временная протяженность как протяженность пространственная запечатлено в его живописи колеями распаханной почвы, удаляющимися в перспективном сокращении куда-то далеко за горизонт.

Тем самым творческая эстетика художника определяет подлинные бытийные координаты мироздания, пространственно-временные, которые в действительности и служат единственным залогом возможности пребывания всего видимого. Без отмеченной двоякой категориальности, пересечения двух векторов протяженности, как бы наложивших на весь мир сакральную геометрию креста, живописец совершенно справедливо не может себе представить существования земных пределов, не в состоянии помыслить их реального присутствия.

Неслучайно в картинах закатного цикла такое временное событие, как смена суток, то есть глобальный планетарный процесс, совершается в пейзажах, развернутых в неохватную ширину и уводящих в необозримую глубину.

Подобную пейзажную панораму невозможно увидеть с какой-то одной установленной точки зрения. Для ее натурного рассматривания необходимо перемещение в пространстве, а, следовательно, необходимы определенные затраты времени. Говоря иначе, пространство и время являются оборотными сторонами все одного и того же бытия.

Таким образом, в картинах живописца категория пространства обращается категорией времени или точнее – временная категория отражается в категории пространственной.

Это понимание категориальной обоюдности зримого четко отразилось в прямоугольнике вечернего пейзажа, помещенного в картине но фоне пейзажного мотива той же самой местности, но в дневные часы.

Благодаря подобной композиционной симультанности, вечернее время воспринимается как бы обратной теневой стороною или своеобразным зеркальным отражением одного пейзажного пространства.

Как представляется, отражательная оборотность мира, двузначность всего видимого на земле и есть для Николая Касаткина самое главное, незримый глубинный смысл всего сотворенного.

В предполагаемой двойственности всех объектов живописец видит настоящую метафизику реальности. Но кто знает, быть может, эта метафизика видимого и есть изначальная сущность наблюдаемых вещей?

Символическим выражением зеркальной самообращенности миро к себе в живописи автора служит изобразительный мотив луж. Его сюжетная иконография настойчиво повторяется автором из произведения в произведение и стала ведущим повествовательным элементом многих пейзажных композиций последнего времени.

Все эти дорожные лужи или лужи, растекшиеся по колеям весенней пашни, отражают но глади своей зеркальной поверхности самые различные атрибуты окружающей природы: травы, кустарники, деревья, копны сено, и, наконец, само высокое небо. Мир кок бы смотрится сам в себя, как бы делается в пейзажных произведениях собственным отражением. Недаром сом автор называет лужи "глазами земли".

Но подобная трактовка бытия позволяет заметить ту примечательную особенность, что каждый реальный предмет, каждый трехмерный объект есть ни что иное, как своеобразная копия себя- И значит, любая вещь в мире всегда пребывает в раздвоенном состоянии - телесного объема, с одной стороны, а, с другой - собственного знакового обозначения.

Это вторая знаковая природа каждого видимого объекта, казалось бы, не скрывающего за своей обыденной внешностью ничего таинственного, потустороннего, была раскрыта живописцем еще в ранний период творчества, где-то приблизительно в конце шестидесятых годов.

Когда смотришь на раковину в натюрморте тех лет, как бы наложенную но вертикально подвешенный в условном изобразительном пространстве лист бумаги, возникает какое-то странное двойственное впечатление. Раковина смотрится и расположенной перед плоскостью листа и одновременно представляется вписанной в двумерную бумажную плоскость. При взгляде на нижний загнутый крой бумаги кажется, что вместе с ней вот-вот свернется вроде бы и настоящая ракушка.

Двоякое представление живописца о любом визуальном предмете, взятом из реального пространство и времени, естественно предполагает некое зависшее состояние этих самых предметов на холсте. Все они смотрятся как бы расположенными в некоем ином внематериальном пространстве и времени, словно увидены во сне, по другую сторону бодрствования настоящей земной жизни.

В серии закатных пейзажей, где солнце только что ушло за горизонт или вот-вот покинет видимую сторону земли, мысль о двух планах мира, о здешнем и потустороннем, об их зеркальном взаимоотражении приобретает особенно напряженный символический характер.

Тем же зеркальным отражением воспринимается и обыкновенное дачное крыльцо, деревянная рама которого превратило глубину реального пейзажа в обманчивую зеркальную плоскость, мистическое Зазеркалье, Там нет места реальному присутствию, том один единственный шаг способен превратить целостную картину садового участка в калейдоскоп разрозненных осколков, за которыми может обнаружиться нечто неведомое, противоположное привычному восприятию земных явлений. Как при солнечном затмении.

В картине, запечатлевшей это редкостное явление природы, помрачневший пейзаж показал все в ином свете", заставил кок-то по-новому посмотреть на привычные земные стихии- Легкие небесные облака вдруг неожиданно сгущаются и закручиваются в какую-то бездонную воронку. От этого ощущения бездны, провала небесной тверди возникает беспокойное чувство неопределенности и тревоги. Это напряженное психологическое состояние автора символически выражает черный трагический силуэт женской фигуры, как бы разорвавший единое пейзажное пространство.

Возникший в пейзаже необычный визуальный эффект как бы выгнул природу в шарообразную форму, словно она рассматривается сквозь стекло увеличительной линзы.

В творчестве Николая Касаткина весь окружающий мир смотрится вот такой бесконечной чередой оптических пространств, развернутых в нескончаемой перспективе времени.